bellabs Home Page
  
 

ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Содержание
Оглавление
и предисловие

1. Ключевая схема
2. Традиционные модели и термины
3. Эволюция фашизма
4. Красно-коричневые

[ Приложение ]
[ Литература ]

[ Ключевая схема ]

Другие статьи
Логика триединства
 

Три источника, три составных части ФАШИЗМА

 
 

Часть четвертая

Красно-коричневые


Родство фашизма и коммунизма – непростая часть нашего исследования. Основная сложность заключается в несомненной пристрастности любого российского читателя. Нижеследующие заметки относятся большей частью к отдельной, хотя во многом ключевой, проблеме – сталинизм.

Только ленивый сегодня не бичует пороки «коммунистических» режимов – это модно и безопасно. Несмотря на обилие исследований такого рода, до сих пор постоянно смешиваются несколько разных аспектов темы.

Во-первых, можно доказывать тезис о пагубности коммунистической идеологии как таковой. В этом пункте критики часто разделяются на тех, кто считает идею коллективизма порочной в корне и тех, кто утверждает что идеи «равенства и братства» сами по себе благие, да и носители коммунистических идеалов нередко весьма достойные люди, но цели эти якобы неизбежно порождают отталкивающие формы реализации.

Во-вторых, можно исследовать соответствие или несоответствие идеологии и реальной политики, в частности, усматривать перерождение режима в фашистский при сохранении остатков прежнего идеологического прикрытия. Иначе говоря, если сталинизм порочен, то обусловлено ли это недостатками коммунистической идеологии или тем, что сталинизм есть на самом деле советский вариант фашизма?

Наконец, нередко моральную сторону вопроса путают с вопросом об эффективности – то есть, например, осуждая преступления сталинизма, стремятся вместе с этим непременно доказать его неэффективность как системы управления или, наоборот, ностальгируя по имперскому величию, считают неуместными вопросы о преступлениях против человечности, за это величие заплаченной. Типичный пример коллизии выгоды и морали – фашизм 1-го типа, например, хунта Пиночета, которая почти единодушно осуждается за жестокое насилие, но столь же регулярно оправдывается ссылкой на «эру процветания» в экономической сфере.


 
 
СХЕМА  |   Коммунизм  |   Сталинизм  |   Фашизм 3-го типа  |   «Кто виноват?»

 

КОММУНИЗМ САМ ПО СЕБЕ


Выше подчеркивалось, что любая чистая форма, в том числе и «коммунизм» [001], изначально ущербна своей однобокостью, некритичным усечением реального многообразия. Поэтому попытки искренних коммунистов отмежеваться от преступлений сталинизма простым переименованием его в коммуно-фашизм не устраняет действительной общности всякой коммунистической и всякой собственно фашистской идеологии. Важнейшая черта, роднящая рассматриваемые течения – отрицание автономии личности, тоталитаризм – если пользоваться негативно окрашенной терминологией, или коллективизм, целостность – в терминах апологетов.

I

Для начала мы задумались над вопросом: чем обусловлена эмоциональная привлекательность образа «коммунистических героев», то есть искренне-коммунистически настроенных людей (реальных или персонажей художественных произведений), действия которых вызывали и до сих пор вызывают неподдельное уважение и служат примером для подражания?

С одной стороны, в коммунисте вас может привлекать его искреннее и бескомпромиссное противодействие тем тенденциям, которые «коммунизму» [001] противостоят, и каждая из которых вполне может быть описана в негативном ключе. Например, на фоне расхлябанности вам может нравиться собранность и организованность, на фоне «мещанской» погони за личным благополучием – стоическое служение, на фоне презрения к «черни» – идеалы равенства и братства. Более того, если это вас никогда не привлекает, то либо вы моральный урод, либо у вас истерика на почве антикоммунизма.

С другой стороны, можно выделить фигуры коммунистов, привлекательных именно своей многогранностью, сочетанием целеустремленности с антидогматичностью. Однако, разносторонность личности имеет не большее отношение к коммунизму, чем, скажем к либерализму. До конца последовательный проповедник «коммунизма» [001] должен осудить такую позицию как оппортунистскую и беспринципную.

II

Термин «коммунизм» еще более расплывчат, чем фашизм. Хотя наше исследование не заканчивается введением определений, а лишь начинается с этой процедуры, с точки зрения наглядности для читателя удобно, чтобы чистая форма [001], названная нами «коммунизмом», ассоциировалась бы эмоционально с относительно знакомым историческим феноменом.

Предпочитающим чувственную наглядность читателям мы предлагаем в первом приближении привязать термин «коммунизм» к духу советской «эпохи 60-х». Предлагаемая ассоциация не идеальна, но заметно более продуктивна, чем использования термина «коммунистический» для описания сталинского режима – сущность сталинизма, по нашему мнению, наиболее адекватно описывается в терминах «фашизма 3-го типа».


 
 
СХЕМА  |   К началу страницы

 

СТАЛИНИЗМ КАК РАЗНОВИДНОСТЬ ФАШИЗМА


Выявление сходства сталинизма и фашизма имеет давнюю историю. С середины 30-х годов на фашизацию советского режима неоднократно обращают внимание как внутри страны, так и за ее пределами.

3 июля 1933 г. М. Рютин писал из тюрьмы сыну:

«Под флагом высших интересов государства он осуществляет самый дикий азиатский произвол и насилие, уничтожает всякую законность, сотнями тысяч арестовывает, без суда бросает в тюрьмы, концентрационные лагеря и прочее. Сами суды он превращает в фальшивые инсценировки. Фашизм с помощью террора и насилия проводит принудительный, рабский труд, монополизирует печать. С ее помощью фашистская клика в широчайших, невиданных в мире размахах фальсифицирует настроение пролетариата, всех трудящихся, развертывает свою демагогию, хлестаковщину, терроризирование масс и их одурачивание». Все это писалось якобы только о нацистской Германии. Но, вне всякого сомнения, Рютин совершенно отчетливо понимал, что в СССР утверждается фашистский режим в самом полном смысле этого слова. (СМ,II,203)

Не менее четко высказывался Бердяев в 1937 году:

«Сталинизм перерождается незаметно в своеобразный русский фашизм. Ему присущи все особенности фашизма: тоталитарное государство, государственный капитализм, национализм, вождизм и, как базис, – милитаризованная молодежь. Ленин не был еще диктатором в современном смысле слова. Сталин уже вождь-диктатор в современном, фашистском смысле.» (БР,120).

С позиций нашей схемы, потенциальная возможность перехода от коммунизма к фашизму не представляется чем-то сверхестественным, как это выглядит в модели «левые – правые».

I

Рассмотрим сначала ситуацию в Германии. Парадоксальным образом кровавые столкновения и непримиримое соперничество сторонников коммунизма и фашизма сочетались с их родством. В 20-30-е годы переходы из коммунистов в нацисты и обратно не были редкостью.

Весной 1930 года трое молодых лейтенантов из Ульмского гарнизона были арестованы за попытку вовлечь сослуживцев в сговор: не стрелять в мятежников в случае вооруженного нацистского восстания. Но преданность идеям национал-социализма была отвергнута самим верховным вождем национал-социализма. Лейтенант Шерингер, обозленный на Гитлера за предательство, еще будучи в тюрьме, отрекся от нацистской партии и стал фанатиком коммунистом. Во время чистки 30 июня 1934 года он подлежал ликвидации, но каким-то образом спасся и пережил самого Гитлера. (ШР,I,173).

Небезызвестный Геббельс более, чем любой другой национал-социалист преуспел в том, чтобы уговорить стать попутчиками и соратниками Гитлера многих из тех, кто, как говорилось в народе, «встал под красное знамя еще до того, как на него нашили знак свастики». (ГС,17).

1 января 1926 года он признался себе: «По-моему, ужасно, что мы (нацисты) и коммунисты колотим друг друга. Где и когда мы сойдемся с руководителями коммунистов?» Как раз в это время он опубликовал открытое письмо одному из руководителей коммунистов, в котором заявлял, что между нацизмом и коммунизмом нет разницы. «Между нами идет борьба, но ведь мы, в сущности не враги». (ШР,I,157).

Правда, в то время основанием для подобного заявления служило скорее единодушие фашистов и коммунистов Германии в неприятии Веймарской республики и стремлении разрушить существующий порядок, нежели слияние их программных ориентиров. Но чем дальше, тем больше процессы, происходящие в Советском Союзе приводили к дрейфу знаменосца «коммунистической» идеологии в сторону фашизма, к радикальной дезориентации мирового коммунистического движения.

В 1936 году соратник Гитлера Герман Раушнинг спросил у фюрера: «Нет ли опасности большевизации Германии»?

Германия не станет большевистской, – ответил Гитлер, – скорей большевизм станет чем-то вроде национал-социализма. Вообще-то между нами и большевиками больше объединяющего, чем разделяющего. Из мелкобуржуазного социал-демократа и профсоюзного бонзы никогда не выйдет настоящего национал-социалиста, из коммуниста – всегда. (ПК,18).

II

Вернемся в СССР. Одного взгляда на нашу схему достаточно, чтобы заметить главное условие фашизации режима – усиление номенклатурного начала в жизни общества, бюрократизация, иерархия и связанная с этим поляризация. (Поляризация не возникает, а лишь становится более заметной в период перестроечной «либерализации», во время активной конвертации власти в собственность.)

В апреле 1930 г. четырьмя «оппозиционерами», находящимися в сибирской ссылке, написано «Письмо четырех».

Мы всегда делали ставку на революционную инициативу масс, а не на аппарат. Мы также не верим в так называемую просвященную бюрократию, как наши буржуазные предшественники – революционеры XVIII столетия не верили в так называемый «просвященный абсолютизм». На наших глазах оформился и дальше оформляется большой класс правящих, имеющий свои внутренние подразделения, растущий путем расчетливой кооптации, через прямое и косвенное назначенчество (путем бюрократического выдвиженчества или фиктивной выборной системы). Объединяющим моментом этого своеобразного класса является та же своеобразная форма собственности, а именно государственная власть. Какой соблазн представляет для бюрократии сплошная коллективизация и самые большие темпы индустриализации, нетрудно догадаться. Она расширила бы армию бюрократии, увеличила бы ее долю в национальном доходе, укрепила бы ее власть над массами. (СМ,II,163)

Те же процессы подчеркивает Бердяев:

Как и почему прекратится то насилие и принуждение, то отсутствие всякой свободы, которые характеризуют переходный к коммунизму период, период пролетарской диктатуры? Сначала нужно пройти через муштровку, через принуждение, через железную диктатуру сверху. Принуждение будет не только по отношению к остаткам старой буржуазии, но и по отношению к рабоче-крестьянским массам, к самому пролетариату, который объявляется диктатором. Потом, говорит Ленин, люди привыкнут соблюдать элементарные условия общественности, приспособятся к новым условиям, тогда уничтожится насилие над людьми, государство отомрет, диктатура кончится. Одного он не предвидел. Диктатура пролетариата, усилив государственную власть, развивает колоссальную бюрократию, охватывающую, как паутина, всю страну и все себе подчиняющую. Эта новая советская бюрократия, более сильная, чем бюрократия царская, есть новый привилегированный класс, который может жестоко эксплуатировать народные массы. Это и происходит. Советская Россия есть страна государственного капитализма, который может эксплуатировать не менее частного капитализма. Все это было вне кругозора Ленина. Тут он особенно утопичен, очень наивен. Советское государство стало таким же, как всякое деспотическое государство, оно действует теми же средствами, ложью и насилием. Это прежде всего государство военно-полицейское. Его международная политика как две капли воды напоминает дипломатию буржуазных государств. (БР,105)

III

Другим важнейшим признаком фашизации следует назвать последовательно нараставшую великодержавность во внутренней и внешней политике.

Большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма,– первым явлением было московское царство, вторым явлением петровская империя. Большевизм – за сильное, централизованное государство. Произошло соединение воли к социальной правде с волей к государственному могуществу и вторая воля оказалась сильнее. (БР,99)

Стратегическая линия в национальном вопросе великодержавническая, прикрывающаяся левыми фразами. Она характеризуется обезличиванием национальных республик, лишением их самостоятельности, инициативы, усилением бюрократического централизма, воспитанием такого типа бюрократов-националов, которые с коммунистической позиции будут без труда перескакивать на самую махровую националистическую. (СМ,II,163)

Наиболее показательна в этом смысле судьба Коминтерна, невозможность существования которого напрямую обусловлена претензиями Москвы на превращение «братских» компартий в покорное орудие своей внешней политики. Коминтерн умер по той же причине, по которой не родился «фашистский интернационал».

Все фашистские партии были ориентированы крайне националистически. Напряженность между национальной ориентацией и тенденциозно транснациональной (фашистской) ориентацией и связями фашистских партий невозможно было разрядить. Не случайно усилия устроить по образцу международного коммунистического движения некий «фашистский интернационал» почти ни к чему не привели. (ВП,173)

IV

Одним из заметных доводов тех, кто доказывает беспочвенность утверждений о фашистской сущности сталинизма, является ссылка на открытое противостояние СССР и Германии в Великой Отечественной войне, которая справедливо осталась в нашей памяти как война с фашизмом.

Нам, однако, не кажется слишком смелой версия о том, что Сталин готов был стать вполне искренним союзником Гитлера в борьбе с «западными демократиями». Весьма вероятно, что Сталин находился под впечатлением колоссальных успехов национал-социализма в деле имперского строительства и стал видеть в нем образец для подражания, а в остатках коммунистической идеологии – досадный балласт на пути к величию собственной империи.

Советско-германский Пакт о ненападении обычно называют тактической уловкой Сталина, стремившегося якобы только выиграть необходимое для страны время. Это верно лишь отчасти. Россия всегда занимала ключевое место в геополитическом раскладе Гитлера, кроме того, фюрер всегда считал славян варварами. И если нападение Германии все-же явилось для Сталина столь ошарашивающим, то вероятно потому, что он считал главным залогом возможности полюбовного союза с Гитлером именно идеологическое сближение двух режимов.

Красноречивы материалы, освещающие переговоры перед подписанием Пакта о ненападении и секретного Протокола о разделе сфер влияния:

В дневнике Альфреда Розенберга читаем запись от 5 октября 1939 года: «Р<иббентроп> в присутствии Лея рассказывал Д<аре> о своих московских впечатлениях: русские, по его словам, были очень милы, он чувствовал себя среди них как среди старых национал-социалистов». (ПК,22)

На вопрос Сталина о целях партнеров Германии – Италии и Японии – Риббентроп бойко давал убедительные ответы. По отношению к Англии советский диктатор и нацистский министр иностранных дел, пребывавший в прекрасном настроении, проявили редкое единодушие. «Рейхсминистр иностранных дел,– говорится далее в [немецком] меморандуме,– шутливо отметил, что господин Сталин наверняка меньше испугался Антикоминтерновского пакта, чем лондонский Сити и английские лавочники. Отношение к этому факту немцев хорошо просматривается в шутке, которая родилась среди берлинцев, известных своим чувством юмора. Они говорят, что Сталин вскоре сам присоединится к Антикоминтерновскому пакту». (ШР,I,572)

Снова дневник Розенберга: «Сталин провозгласил здравицу не только в честь фюрера, но также и в честь Гиммлера как гаранта порядка в Германии. Г<иммлер> истребил коммунистов, то есть тех, кто верил Сталину, а тот без всякой на то необходимости – провозглашает здравицу в честь истребителя своих приверженцев». Заметим, что дело не ограничилось этим поразившим Розенберга тостом. Вскоре после него Сталин ради лояльного сотрудничества с «гарантом порядка» Гиммлером выдал на растерзание гестапо большую группу немецких коммунистов, находившихся в эмиграции в Советском Союзе. (ПК,22)

Личный фотограф Гитлера Генрих Гофман сопровождал германскую делегацию, выезжавшую в Москву для подписания пакта Молотова-Риббентропа. 28 августа 1939 года на приеме в честь германской делегации Сталин, которому был представлен Гофман как близкий Гитлеру человек, поручил ему сообщить от своего имени Гитлеру, что он не допускает в Советском Союзе евреев в сферу искусства. (ПК,109).

По воспоминания Шпеера Гитлер говорил, бывало, то ли в шутку, то ли всерьез, что правильнее всего было бы после победы над Россией доверить, разумеется под германским верховенством, управление страной Сталину, так как он лучше кого бы то ни было знает, как надо обращаться с русскими. Вообще, он, пожалуй, видел в Сталине своего коллегу. (ПК,20).

Сталин, вероятно, оправдал бы возлагавшиеся на него надежды. Слава нашим солдатам – по крайней мере мы избежали позора стать союзником Гитлера.


 
 
СХЕМА  |   К началу страницы

 

ОСОБЕННОСТИ ФАШИЗМА ТРЕТЬЕГО ТИПА


Тремя важнейшими особенностями сталинизма как фашизма третьего типа являются:

 1.  Острейшее противоречие между первоначальной коммунистической идеологией и реальной фашистской политикой.

 2.  Образование централизованной бюрократической системы в условиях полного революционного разрушения прежних иерархических структур.

 3.  Специфическая «классовая теория», обосновывающая массовый террор.

I

Фашизм в Италии и Германии и сталинизм в России развивались из диаметрально противоположных исходных пунктов. Враждебность исходных идеологий поддерживала огонь ненависти даже тогда, когда в реальной политике различия фашистского и «коммунистического» режимов не превышали разницы, скажем, между германским и итальянским фашизмом.

Столкновение коммуно-фашизма с носителями первоначальной, «коммунистической» в главных чертах, идеологии носило особый, закрытый характер. С одной стороны, фашистская идеология, хотя и проложила себе путь в виде лозунгов «державности» и вакханалии вождизма, в отличие от Германии так никогда и не стала безоговорочно господствующей даже среди элиты. С другой стороны, возможно именно из-за этого фашизм «классического» типа никогда не поднялся до истинных вершин одурачивания своих сторонников и никогда не знал столь планомерного уничтожения носителей исходной идеологии.

Гитлер в борьбе за власть не остановился перед уничтожением части своих соратников: в ночь «длинных ножей» были убиты Рем и другие руководители штурмовых отрядов. Всего было убито немногим более одной тысячи человек. Сталин к 1940 г. уничтожил примерно на 60 процентов ВКП(б) состава 1924 г. (СМ,II,51)

Даже такой исследователь, как Р. Конквест, которого вряд ли можно заподозрить в симпатиях к марксизму, отмечал, что в результате сталинского «большого террора» была фактически уничтожена и сама ВКП(б): «Необходимо подчеркнуть именно размах операции, полноту уничтожения всей партийной иерархии. Это была еще одна революция, – не столь заметная, но настолько же полная, насколько и предшествовавшие ей изменения в стране». (СМ,II,255)

Не менее кровавыми были сталинские расправы с лидерами международного коммунистического движения, в том числе с героями противостояния фашизму в Испании и Германии. Примеры можно множить бесконечно.

XII съезд компартии Германии в 1929 г., последний до прихода Гитлера к власти, избрал 38 членов и 25 кандидатов в члены ЦК. Из членов ЦК 7 погибли от рук гестаповцев, 6 – от НКВД. Кандидатов в члены ЦК соответственно было убито 6 и 3. Особенно трагической стала судьба немцев-эмигрантов после заключения пакта Молотова-Риббентропа 23 августа 1939 г.: предположительно около тысячи человек (точные данные отсутствуют) были выданы советскими органами в руки гестаповцев. (ТВ,57)

В 1937 г. были репрессированы руководители Коммунистической партии Югославии Ф. Филипович, М. Горкич, а несколько позднее и В. Чопич, вернувшийся из Испании, где он командовал 15-й интербригадой имени Линкольна. Югославские историки приводят список более 800 своих политэмигрантов, погибших от сталинского террора, и среди них четверо генеральных секретарей, занимавших этот пост в партии в разное время. (ТВ,58)

В числе жертв сталинских опричников 9 из 16 членов первого ЦК Коммунистической партии Венгрии. (ТВ,55)

Видный венгерский коммунист, известный советский ученый экономист Е. Варга писал Сталину 28 марта 1938 г.: «Находящиеся на свободе в Советском Союзе кадры вследствие массовых арестов глубоко деморализованы и обескуражены. Эта деморализованность охватывает большинство работников Коминтерна и простирается вплоть до отдельных членов Секретариата ИККИ. Главной причиной этой деморализованности является ощущение полной беспомощности в делах, касающихся арестов политэмигрантов. Многие иностранцы каждый вечер собирают свои вещи в ожидании возможного ареста. Многие вследствие постоянной боязни полусумашедшие, неспособны к работе». (ТВ,60)

Коминтерн после этих событий практически не смог восстановиться. Г. Димитров в то время поднимал вопрос о создании резервного руководящего центра III Интернационала за рубежом. Можно предположить, что в этом отразилось и опасение за судьбу руководителей Коминтерна, находившихся в то время в Москве. (ТВ,61)

II

Вторая важнейшая особенность сталинского фашизма – полнота власти аппарата. Фашизм в России не модифицировал, приспосабливая к своим нуждам, старую иерархию, как это было в Германии, а практически заново создавал новую советскую бюрократию. Поэтому ни одна группа в политике, экономике или идеологии не могла быть независима от власти номенклатуры.

Поскольку «красный» фашизм есть наследник революции, он получает возможность номенклатурного строительства, не обремененного обхаживанием прежних правящих групп. В то же время, мы уже видели на примере Германии, что и «классический» фашизм имеет потенциальную возможность прийти к тому же результату посредством сторонников «радикальной» линии, требовавших уничтожения до-нацистской элиты (в отличие от российских коммунистов-революционеров они с самого начала предполагали ликвидацию иерархии лишь с целью полной замены ее новыми, фашистскими структурами).

Любопытно, что термин «большевизм», хотя подчас и служит Гитлеру лишь бесформенным пугалом, нередко имеет в его устах определенный выше смысл. Например, описывая в рейхстаге свою последнюю попытку договориться с Ремом, Гитлер рассказывал:

Я сообщил ему, что из бесчисленных слухов и множества заявлений старых верных партийцев и руководителей СА вынес впечатление, что несознательные элементы готовят всегерманскую большевистскую акцию, которая не принесет ничего, кроме неслыханных бедствий. (ШР,II,254)

Речь, как вы поняли, идет о призывах ко «второй революции». Иными словами, «большевизм» как таковой рассматривается как идеология «до основанья, а затем...», вне зависимости от того, что планируется «затем».

III

Основные положения теории классовой борьбы, пропагандируемая коммунистами, кажутся очевидными: есть, дескать, плохие и жадные буржуи, которые не работают, но богатеют, всячески угнетая хороших, но бесправных трудящихся. В какой-то момент самосознание трудящихся достигает нужного уровня и они с недетской серьезностью объясняют буржуям, где зимуют раки. Праведный гнев трудящихся не всегда деликатен, но справедлив по сути, чем и оправдан.

Как же может сочетаться «правая» идея о неравенстве классов перед лицом пролетарской революции с пониманием коммунистической идеологии как «левой», то есть борющейся со всяким неравенством? С точки зрения раннего советского коммунизма, пролетарская диктатура «военного коммунизма» есть явление временное, обусловленное сопротивлением свергнутых правящих классов, и должна уступить место бесклассовому обществу, пронизанному общностью всех социальных групп.

Фашизм 3-го типа активно эксплуатирует первую, диктаторскую, часть идеи о классовой борьбе, которая говорит о средствах достижения цели и опровергает вторую, объединяющую, которая по идее и должна служить целью. Сталинизм решительно постулирует оправдывающий любые формы террора тезис о «нарастании классовой борьбы в процессе социалистического строительства».

Нужно четко понимать: «усиление классовой борьбы» есть лозунг откровенно правый, а в своей истерической ипостаси фашистский, поскольку утверждает радикальное неравенство социальных групп и в этом качестве аналогичен неравенству, пропагандируемому воинственным национализмом. Впрочем, в отличие от национализма фашистов, понятие классовой борьбы было значительно более сложным и потому со временем уступило место борьбе с более понятными для государственной машины «врагами народа», с легкостью выявляемыми во всех классах советского общества.


 
 
СХЕМА  |   К началу страницы

 

«КТО ВИНОВАТ?» – ЛИБЕРАЛЫ ПРОТИВ КОММУНИСТОВ


Подведем некоторые итоги дискуссии «кто несет ответственность за возникновение, распространение и расцвет фашизма», отражающей отчетливо политизированное противостояние либералов и коммунистов.

I

На наш взгляд, провозглашаемая коммунистами связь фашизма с правым флангом политического спектра очевидна (хотя часто трактуется ими упрощенно и неполно). Причем эта связь неслучайна и отнюдь не ограничивается историей 20-30-х годов XX века. Мы уже видели, сколь разностороннюю поддержку оказывали «классическим» фашистским партиям деятели как консервативного, так и либерального крыла правых. Еще более очевидна связь правых с фашизмом 1-го типа.

Как уже отмечалось, фашизм 1-го типа, представляющий собой диктатуру, устанавливаемую сверху (в основном силами полиции и армии, без создания массовой фашистской партии), является политическим орудием крупных собственников. Причем «либерально-демократические» государства неоднократно активно участвовали в установлении откровенно диктаторских режимов в других странах, оправдывая свои действия «предотвращением коммунистической угрозы».

Так, например, мало у кого вызывает сомнения участие американских спецслужб в греческом «путче полковников» в апреле 1967 года, направленном на предотвращение ожидавшейся победы на выборах левого «Союза центра».

Греческая военная хунта установила диктаторский режим. Партии были запрещены, конституция была объявлена недействительной, оппозиционные силы подверглись преследованию армии и тайной полиции, и была введена строгая цензура печати. Хотя Пападопулос и перенял элементы фашистской фюрерской идеологии, он не стал учреждать массовую фашистскую организацию. Насколько греческая военная диктатура была по существу слабой, обнаружилось, когда поддержанный ею путч на Кипре привел ко вторжению турецкой армии и к аннексии населенной турками части этой страны. Режим полковников не мог и не хотел решиться на военное вмешательство и в 1974 году рухнул. (ВП,160)

Впрочем, правые политологи отнюдь не смущаются описанным родством с фашизмом, решительно переходя в атаку на коммунистическую версию антифашизма, действительно обладающую целым рядом уязвимых мест.

II

В глазах либералов, коммунистическая идеология – лишь иная трактовка фашистской. Прежде всего, как мы уже отметили, либералы подчеркивают общие для фашизма и коммунизма тоталитарные устремления.

Во-вторых, буржуазные политологи заявляют, что фашизм 3-го типа, органически связанный с коммунизмом, является предельной формой фашизма, поскольку власть его абсолютна и ничем не ограничена.

Наконец, в третьих, либералы готовы умалять преступления фашизма, или даже оправдывать его (во всяком случае, считать допустимым установление диктатур 1-го типа), поскольку фашизм якобы «предотвращает большевистскую катастрофу».

Так называемый «Спор историков» был вызван провокационным вопросом немецкого историка Эрнста Нольте: «Не осуществили ли национал-социалисты, не осуществил ли Гитлер свое "азиатское" деяние лишь потому, что они и им подобные считали себя потенциальными или подлинными жертвами некоего "азиатского" деяния? Не предшествовал ли Освенциму Архипелаг Гулаг?». Нольте рассматривал коммунизм (соответственно, большевизм) как предпосылку фашизма, который лишь защищался от более раннего и намного более агрессивного большевизма. При этом совершенные фашизмом преступления обретали в определенном смысле превентивный характер.

После совершенно неожиданного краха коммунизма в Европе произошло столь же неожиданное возрождение теории тоталитаризма, причем общая допустимость сравнения коммунизма и национал-социализма теперь уже почти не оспаривается. Это делается вполне сознательно и с политической целью. С немецкой точки зрения, такие сравнения преступлений немцев с преступлениями «других» могут и должны привести к релятивизму в отношении их собственной вины. (ВП,186-187)

На наш взгляд, такая трактовка несостоятельна по нескольким причинам.

Прежде всего, ответом потрясающему основы «большевизму» коммунистов (т.е. их стремлению расчистить все «до основанья, а затем...») может служить только консервативный фашизм 1-го типа. Однако, и в этом случае совершенно невозможно провести грань между «полезной» диктатурой, спасающей страну от деструктивного социального потрясения, и реакционной хунтой, цепляющейся за устаревший уклад и жестоко подавляющей сторонников левой идеи в угоду властной верхушке и имперским амбициям зарубежных спонсоров.

Фашизм 2-го типа вообще использует идею о коммунистической угрозе большей частью лишь для решения тактических задач, активно употребляя ее в политическом шантаже. Классический фашизм имеет собственные ярко выраженные цели, не сводящиеся к анти-коммунизму, и в полной мере несет ответственность за чудовищные последствия их реализации. Классический фашизм всегда хотя бы частично революционен, то есть радикальные деятели фашизма 2-го типа проводят в жизнь не менее «деструктивно-большевистскую» политику, чем сторонники коммунизма.

Помимо вышесказанного, утверждению о «вынужденной» жестокости фашизма, борющегося с коммунистической угрозой, можно с неменьшим основанием противопоставить встречный тезис. Поддержка либералами и консерваторами воинственного анти-коммунизма во всех формах вплоть до фашизма несомненно играла на руку воинственному большевизму, который именно под предлогом самообороны смог в значительной мере подавить собственно коммунистические идеи о «равенстве и братстве».


 
 
<  Предыдущая часть  |   СХЕМА  |   К началу страницы  |   Приложение  >