bellabs Home Page
  
 

ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ


Содержание
Оглавление
и предисловие

1. Ключевая схема
2. Традиционные модели и термины
3. Эволюция фашизма
4. Красно-коричневые

[ Приложение ]
[ Литература ]

[ Ключевая схема ]

Другие статьи
Логика триединства




 

Три источника, три составных части ФАШИЗМА

 
 

Часть вторая


Традиционные модели и термины


Для начала сопоставим две доминирующие в политологии и общественном сознании «одномерные» модели, противоречиво трактующие идеологическую сущность фашизма и коммунизма. Попутно проясним также некоторые смежные вопросы.


 
 
СХЕМА  |   Левые – Правые  |   Либерализм – Тоталитаризм

 

МОДЕЛЬ «ЛЕВЫЕ – ПРАВЫЕ»


Едва ли не чемпионами по частоте употребления в политико-идеологических суждениях являются термины «правые» и «левые». Представление о линейном спектре Ультралевые – Левые – Центр – Правые – Ультраправые настолько привычно, что некритично используется повсеместно.

Как и всякую другую, модель Левые – Правые нельзя назвать неправильной. Она может лишь потерять всякий смысл, перестать быть полезной, если вы захотите применить ее в области, для которой она не создана. Для нас наиболее важно, как поведет себя эта схема в сфере активности Ультралевых и Ультраправых.

I

Для примера рассмотрим «левую» половину. Если в периоды активной конфронтации принцип «чем левее, тем лучше» сомнению не подвергается, то в моменты кризиса популярности или, наоборот, после прихода к власти, достаточно здравомыслящие идеологи Левых стараются отмежеваться от Ультра. Сделать это необходимо, так как бросается в глаза парадоксальное сближение Ультралевых и Ультраправых вплоть до их неразличимости.

Но с точки зрения линейной модели возникают по меньшей мере два вопроса. Во-первых, как же можно, двигаясь налево, не становиться с каждым шагом все «лучше», почему вдруг умеренность перестает быть просто нерешительностью, «презренной политикой соглашательства», а становится «единственно верным курсом, лишенным перегибов»? Во-вторых, как же можно, уходя все дальше налево, оказаться в общественном мнении не только морально «хуже», но и политически «правее» своих нерадикальных союзников? Хорошо, что гегелевская диалектика столь удачно туманна и столь узок круг людей, способных поймать демагога за руку, что можно с видом пророка изрекать заклинания типа «единства противоположностей», не заботясь об их смысле.

Стремление придерживаться линейной схемы придает особую специфику работам советских историков фашизма. Насколько мы можем судить, базовая модель их исследований примерно такова.

В «кубической» модели деление на Левых и Правых примерно соответствует оси Уравнивание – Поляризация (параметр II). Таким образом, в ней сохраняется геометрически наглядное деление на левую и правую части, только та и другая становятся внутренне более расчлененными.

Но в практике советской науки параметры II и III чаще всего не различаются как самостоятельные. Главную ось Левые – Правые образует их конгломерат («индивидуализм» в параметре III рассматривается как некая неорганизованность и недоделанность, поэтому соответствующие идеологические течения размещаются ближе к середине оси). Кроме того, для выделения Ультра оценивается степень «радикализма» идеологии, что в первом приближении соответствует оси Эмоции – Рассуждения (параметр I) в нашей классификации. Итоговая схема выглядит как «кубическая» модель, развернутая на плоскость. На ней мы отметили стрелками возможное объяснение «деградации» Ультра.

Несложно заметить, где такая схема будет давать наибольшие сбои. Главная ее особенность – разрыв, пропасть между «коммунизмом» и «фашизмом», олицетворяющими «крайне прогрессивное» и «крайне реакционное» движения.

II

При анализе фашизма мы неоднократно будем опираться на советскую, «марксистскую» литературу. Антифашистская теория и практика коммунистов исторически не менее запутана, чем идеология самого фашизма. С одной стороны, мы усложняем себе задачу анализа фашистской идеологии необходимостью постоянно устранять аберрации марксистского взгляда на проблему. С другой стороны, взгляда без искажений вообще не бывает и «буржуазные» исследования в целом не менее противоречивы и тенденциозны. В любом случае, ценность найденного в итоге решения только возрастает, если оно наложено на контрастный фон неточных гипотез.

Несмотря на ограниченность основного представления о делении на Левых и Правых, несмотря на изменчивость фашистской политики (рассматриваемой в третьей части), несмотря на катастрофическое размывание собственной идеологии (которого мы коснемся в четвертой части), коммунистические авторы все же заметно раньше буржуазных выявили важнейшие элементы сущности и эволюции фашизма.

Опасность широкого распространения фашизма впервые была осознана коммунистами на IV конгрессе Коминтерна в 1922 году, сразу после прихода к власти Муссолини.

Ведущий деятель конгресса Карл Радек комментировал успех Муссолини после его «похода на Рим» следующими словами: «В победе фашизма я вижу не только механическую победу фашистского оружия, а величайшее поражение социализма и коммунизма после начала эпохи мировой революции».

Председатель Коммунистического Интернационала Зиновьев исходил из еще более пессимистической оценки положения: «Мы должны уяснить себе, что происшедшее в Италии – не местное явление. Нам неизбежно придется столкнуться с такими же явлениями и в других странах, хотя, может быть, и в других формах. Вероятно, мы не можем избежать такого периода более или менее фашистских переворотов во всей Центральной и Средней Европе» (ВП,7).

Однако, несмотря на ясное осознание грозящей опасности, серьезный анализ сразу уступил место попыткам назвать «фашистскими» все «контр­революционные», анти­коммунистические явления, представить дело так, будто бы существует выбор только между коммунизмом и фашизмом. Вот почему все партии, которые сопротивлялись коммунистической диктатуре с позиций буржуазной демократии, в том числе и социал-демократические, назывались пособниками фашизма. В 1924 году Сталин самолично формулирует свой столь же известный, сколь и бредовый тезис:

Фашизм есть боевая организация буржуазии, опирающаяся на активную поддержку социал-демократии. Социал-демократия есть объективно умеренное крыло фашизма. Эти организации не отрицают, а дополняют друг друга. Это не антиподы, а близнецы (ТВ,9).

Прошло десять лет со дня прихода к власти фашистов в Италии, прежде чем созрело окончательное марксистское определение фашизма. Эти десять лет стоили левым вообще и коммунистам в частности окончательной потери инициативы. На XIII пленуме Исполкома Коминтерна (1933), уже после сокрушительного поражения в Германии и прихода к власти Гитлера, впервые прозвучала подтвержденная позднее формулировка. Именно ее вы найдете в любом учебнике советского периода:

Фашизм есть открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала. (ИФ,25)

При всей хлесткости этой формулы, она ничего толком не проясняет. Более того – она неадекватна, поскольку, как мы увидим позже, подчеркивает лишь одну, причем не самую важную, сторону реального фашизма. Лишь разобравшись самостоятельно, вы сможете это определение расшифровать.

III

При всех колебаниях, никогда не подвергался сомнению и направлял все последующие поиски коммунистов тезис о фашизме, как диктатуре буржуазии. Однако, как бы не был удобен «классовый» подход, списывающий в расход весь капитализм скопом, жизнь все-же заставляла более тонко подходить к вопросу о внутренней неоднородности лагеря правых. Пожалуй, наиболее часто использовалось понятие «мелкая буржуазия». Попробуем несколько уточнить термины. Какова идеология «мелкой» и «крупной» буржуазии и действительно ли она едина внутри этих групп?

Какие социальные слои составляют «мелкобуржуазную» среду? Ну, во-первых, мелкие собственники, привилегированные работники частных предприятий и т.п. Какая идеология может быть им наиболее близка? Вероятно, идеология рыночного капитализма без монополизма и вмешательства государства – то есть «либерализм» [010] в нашей модели. Во-вторых, к мелкобуржуазному лагерю относят всевозможных государственных служащих, причем делается это исключительно по имущественному признаку – что и служит одним из источников путаницы. Большинство служащих вовсе не подерживают идеологию свободной конкуренции, предпочитая относительно спокойное существование государственного чиновника. Иными, словами, служащие скорее поддержат идеологию «бюрократизма» [011].

«Крупнобуржуазная» идеология также двойственна. С одной стороны, собственник поносит дармоедов-чиновников, проклинает налоги, и вообще ведет себя как и полагается капиталисту-рыночнику, который должен любить свободу конкуренции как родную мать. С другой стороны, либеральная демагогия не остановит ни одного достаточно «крупного» капиталиста, если он почувствует возможность захватить монопольное положение, присосаться к госзаказу, приостановить волну экономического спада или рабочих забастовок вмешательством государства. Примерно это подразумевается под государственно-монополистическим капитализмом.

Понятно, какие столкновения возможны внутри лагеря правых, который вовсе не монолитен. Сторонники «либеральной» идеологии будут стремиться к ослаблению государственного вмешательства и демонополизации крупных собственников. Мы уже отметили, что для политического анализа важнее не разница доходов, а разница идеологий. Поэтому, например, служащие могут быть политически ближе к представителям монополистического капитала, чем к равным им по доходам торговцам. Позже мы увидим, как эти противоречия решительно проявят себя в фашизме.

Заметьте, кстати, насколько многообразное содержание может вкладываться в понятие «антикапитализм». Понятно, что к антикапиталистическим относят «левые» идеологии. Но самое занятное, что «антикапиталистической» может быть названа вообще любая идеология, поскольку «либеральные» тенденции, органически присущие капитализму, никак не отменяют свойственные ему же тоталитарные тенденции монополизации.

IV

Другим типичным примером путаницы, порождаемой линейностью и одномерностью модели «левые – правые» может также служить использование термина «социализм». Чаще всего обыватель вкладывает в это понятие представление о некой «социальной защищенности», не различая два совершенно разных подхода к решению проблемы.

Если левый социализм как таковой [000] подразумевает социальную справедливость, достигаемую через устранение всех видов неравенства и дискриминации («человек человеку – брат»), то правый «бюрократический социализм» [011] не снимает неравенства и ограничивает свободы индивида интересами «общего дела» («человек человеку – волк», но интересы стаи – прежде всего), взамен предлагая стабильность – место в иерархии, защиту от потрясений, свойственных рыночной стихии и плюрализму мнений. Вот почему, например, «пролетарское» происхождение отнюдь не гарантирует приверженности левой идеологии.

В целях борьбы с социализмом Бисмарк с 1883 по 1889 год развернул программу социального обеспечения, не имеющую аналогов в других странах. Нельзя утверждать, что программа приостановила влияние социал-демократов или профсоюзов, но она сильно отразилась на сознании рабочего, который постепенно стал придавать большее значение своей социальной обеспеченности, чем политическим свободам. В результате рабочие начали видеть в государстве, каким бы консервативным оно ни являлось, своего благодетеля и защитника. Гитлер многое почерпнул у Бисмарка. «Я изучил социалистическое законодательство Бисмарка, писал он в "Майн кампф", – в частности, цели, сопротивление и успех данного законодательства». (ШР,I,126)


 
 
СХЕМА  |   К началу страницы

 

МОДЕЛЬ «ЛИБЕРАЛИЗМ – ТОТАЛИТАРИЗМ»


Также схематично изобразим распространенное «либерально-западное» представление об основных силах, противостоящих друг другу в современном мире. Рассматриваемая модель является продуктом популярной в западных странах идеи – объединить понятия фашизма и тоталитаризма. Эта тенденция, заметно усилившаяся после падения коммунистических режимов, явно и недвусмысленно порождена стремлением западных политологов противопоставить марксистским теориям фашизма, исходящим из несомненной связи фашизма с капитализмом, контр-тезис о родстве фашизма и коммунизма.

Фашизм в XX веке принял настолько шокирующие формы, что ответ на вопрос «кто виноват в этом кошмаре?» подразумевает далеко идущие политические обвинения. С позиций нашей схемы очевидно, что если коммунисты основным специфическим свойством фашизма называют его «правизну» (параметр II нашей классификации), то либералы в ответ противопоставляют идею о первичности «тоталитарности» фашизма (параметр III нашей классификации). На данном этапе исследования мы лишь обозначим эти тенденции, а их правомочность рассмотрим позже, после более детального знакомства с историческими формами фашизма.

I

Исходной точкой «либерально-западной» модели декларируется некая «центральная» позиция, якобы уравновешенная и равноудаленная от крайностей. Как же определяются крайние части спектра? Чаще всего сливаются понятия «радикализма» и «тоталитаризма» («эмотивизма» и «коллективизма» – параметры I и III нашей классификации). Тогда полный спектр выглядит так: [101] – [000] – «Центр» – [010] – [111]. Очевидно, что такая позиция не совпадает на нашей схеме с центром куба и является не менее тенденциозной, чем марксистская, некритично утверждая превосходство либеральной модели.

В такой концепции именно «экстремизм» объединяет внешне противоположные импульсы Ультралевых и Ультраправых и мешает «цивилизованному развитию». Происходит абстрагирование от реальных противоречий, отражающихся в делении на Левых и Правых. Для этого достаточно высказать мнение, что не столь существен вопрос «Что делать», сколь важно «Как делать». Новое понимание находится якобы «над» делением Левые – Правые и для отождествления Ультра уже неважны их различия на этом «низшем» уровне. Модель сводится к максимально примитивному виду: «центр» на деле становится новым полюсом в противостоянии [ Мы ] – [ Экстремисты ].

II

Хороший критический обзор описываемой идеологии представлен в работе западногерманского специалиста Вольфганга Виппермана «Европейский фашизм в сравнении»:

Фашизм имеет различные «разновидности», но несмотря на это, не возникает сомнения в правомерности общего понятия фашизма. Однако именно этот тезис оспаривается все больше. Какие же аргументы выдвигаются против применения общего понятия фашизма?

В первую очередь это политические аргументы. Указанная направленность отчетливо видна в высказывании американского историка Генри Эшби Тернера, который в 1972 году выразил опасение, что «нашу систему вряд ли можно защитить», если соответствует действительности «широко распространенная точка зрения, что фашизм есть продукт современного капитализма».

Политически мотивированная критика общего понятия фашизма особенно обострилась в воссоединенной Германии. Наряду с политиками некоторые политологи и даже историки утверждают, что фашизм и особенно антифашизм – «коммунистические лозунги», заимствованные из языка пропаганды ГДР, а также из словесного арсенала «левых экстремистов», стремящихся не только дискредитировать своих политических противников «пугалом фашизма», но и подорвать капиталистическую экономическую систему и основы парламентского строя.

Немецкие, а также некоторые другие историки и политологи, критикуя общее понятие «фашизм», защищают вместе с тем понятие «тоталитаризм». Политически мотивируется уже далеко идущее отождествление фашизма и коммунизма, вследствие чего понятие тоталитаризма часто принимает преимущественно антикоммунистический характер. К этому прибавляется идеализация парламентской демократии, которая ограждается от любой критики; она превращается в неоспоримую позитивную противоположность отрицательному «тоталитаризму» или «экстремизму» коммунистического или фашистского толка.

Классические теории тоталитаризма оказались не в состоянии объяснить историческую действительность, а потому никоим образом не превосходят теорий фашизма. Правомерность общего понятия фашизма оспаривается, главным образом, на том основании, что различия между фашистскими движениями существеннее их сходства. Если бы это утверждение было справедливо (а в действительности это не так!), то оно еще в большей степени относилось бы к общему понятию тоталитаризма. В самом деле, различия между коммунистическими и фашистскими партиями или режимами много существеннее, чем между фашистскими. (ВП,183-186)


 
 
<  Предыдущая часть  |   СХЕМА  |   К началу страницы  |   Следующая часть  >